Отчет благотворительного общества «Ассоциация паллиативной и хосписной помощи» о результатах исследования соблюдения прав тяжелобольных (неизлечимых) граждан и членов их семей только готовится к печати, и работа над ним продолжается. Но, кажется, что уже время для некоего осмысления проблемы не с точки зрения медика, а с точки зрения правозащитника, волей судьбы сталкивавшегося со страданиями неизлечимо больных граждан и их родных.

Вот первая из таких рефлексий. Вопрос, который возможно покажется нелепым: а не стоит ли понимать паллиативную помощь не как нечто отдельное и совершенно исключительное, а как часть обычной деятельности по медицинскому уходу за тяжело больными людьми, осуществляемую в условиях, когда собственно лечение больного нецелесообразно или невозможно? Ведь если иначе, если суть паллиативной помощи — поддержание максимального качества жизни именно инкурабельных больных, то напрашивается вывод, что поддержание максимального качества жизни курабельного больного вовсе не является задачей медицины?

На мой взгляд умудренного жизнью дилетанта всякая болезнь в большей или меньшей мере приводит к ухудшению качества жизни человека. Что проявляется в различной форме: в болевом синдроме, в физической слабости, в вегетативных нарушениях. А в случае тяжелого заболевания, даже излечимого, человек нередко утрачивает способность самостоятельно отправлять элементарные потребности человеческого организма: есть, иметь стул, менять положение тела и пр. Плюс – психические переживания по поводу того, что эту беспомощность видят другие люди. Наконец, просто страх перед смертью и вызываемые этим страхом сильные  переживания. Мое убеждение правозащитника: не обязательно быть безнадежно больным, дабы иметь право на специализированную помощь, направленную на смягчение подобных последствий болезни. И может быть правильнее сегодня говорить о том, что в Украине вообще нет отрасли медицины, направленной на максимальное поддержание качества жизни больного, включая, как отдельный ее подвид, паллиативную помощь инкурабельным больным.

Понятно, что средства анестезии для больного остеохондрозом должны отличаться от средств анестезии больного раком 4-й стадии. Для второго вполне применимо и рационально обезболивание наркотическими препаратами, вызывающими формирование зависимости. А первого, которому еще предстоит выздороветь и вести жизнь обычного человека, медицинское обезболивание морфином однозначно не допустимо. Но то, что анестезия должна применяться для любого больного, испытывающего острый болевой синдром, должно быть аксиомой для любого врача.

Увы, в медицине советских времен, главной целью которой был возврат в хозяйственный оборот здорового строителя коммунизма, такого подхода никогда не было. Страдания больного в период болезни значения не имели, если только они не вели к инвалидности или смерти пациента. Мне вспомнился в связи с этим случай из личной жизни: близкий мне человек обратился к хирургу в связи с воспалением большого пальца на ноге – из-за травмирования его ногтем, вросшим в тело. И хирург быстро восстановил трудоспособность пациента: срезал ножницами часть пальца, не сделав никакого предварительного обезболивания. Впрочем, подобное варварство советской медицины большая часть женщин (ныне 50-60 – летних) испытали на себе в другой ситуации – во время абортов. Но сегодня мы ведь говорим о медицинской помощи как обязанности государства обеспечивать права и достоинство человека?

Естественно, что медицинские меры по обеспечению качества жизни менее доступны в финансовом плане человеку с инкурабельным заболеванием. Но, по мнению правозащитника, это снова таки не проблема выбора – оказывать или не оказывать специализированную помощь. А проблема скорее экономическая. И вполне уместно требовать от государства специального бюджетного финансирования — дабы такие больные могли получать специальные процедуры в течении длительного времени не зависимо от финансового состояния своих родных.

Но что бы такая помощь стала нормой для нашей медицины, надо открыть глаза и увидеть, что в украинских больницах не осталось персонала, который бы поставил под неходячего больного судно и сделал ему клизму, вынес бы содержимое сосуда, в который стекает моча из мочевого пузыря через катетер, покормил бы больного через катетер или с ложечки, обмыл бы его или обтер. Неужели мы не замечаем, что в обычных, не хосписных отделениях наших больниц, этих крайне необходимые для стационарного лечебного заведения вещей никто не делает? Ни в районных больницах, ни в распальцованых столичных медицинских центрах.

Для примера, еще опыт из моей личной жизни: близкий мне человек полтора месяца в тяжелейшем состоянии после операции лежал в киевском институте им. Ромоданова. И самой большой проблемой для другого близкого мне человека, выхаживавшего больного, была дефекация. Мы готовы были платить деньги, но в нейрохирургическом отделении не было медсестры или санитарки, которая бы ставила клизмы и извлекала запекшуюся каловую массу из прямой кишки. Приходилось приглашать для этого (за весьма хорошие деньги) медсестру из реанимационного отделения. Пока не научились это делать сами, без медперсонала.

Если мы хотим, чтобы хосписные отделения нормально работали не в результате героизма и подвижничества отдельных медработников, а как система, то в украинскую медицину нужно возвращать практику ухода за тяжело больными пациентами, некогда существовавшую. Дополнив ее обязательством врача обеспечить надлежащую анестезию любому страдающему от болевого синдрома, а медучреждения в целом — психологическую помощь любому тяжело больному. Пусть для курабельных больных такая помощь будет платной – она в больницах хотя бы должна быть. И только тогда не будет проблем с тем, чтобы подобная помощь оказывалась в хосписных отделениях. Единственным отличием которых от других больничных отделений должно быть то, что там осуществляется качественный медицинский уход за больным, но не проводится его лечение.

Алексей Светиков, svsever