Военные годы их называли предателями или «нимкенями». Они – это те юноши и девушки, которые насильственно были  угнаны на принудительные работы в Германию, те которые стали узниками  фашистских концлагерей, те, кто  чудом выжил,  и  о ком  полвека не вспоминали и не признавали.

Эти молодые люди,  на заре своей юности, познавшие страшные испытания и  унижения вдали от Родины не  воевали, они боролись за жизнь на чужбине, чтобы вернуться на родину и  жить на своей  земле.

11 апреля - Международный день освобождения узников фашистских концлагерей. Концентрационные лагеря навсегда останутся  в истории человечества как свидетельство безграничной жестокости, на которую способен фашизм. Но еще — это судьбы многих тысяч узников. Я хочу рассказать об одной  их них - узнице № 35002.

Моя свекровь – Забирко Галина Ивановна была  узницей женского лагеря Равенсбрюк, располагавшегося  на северо-востоке Германии в 90 км от Берлина. Через этот концлагерь прошли  133 тысячи женщин из 20 государств.

Забирко Галина Ивановна (девичья фамилия - Семиволос) родилась 4 ноября 1924 года в г. Кременное. Перед войной закончила 9 классов. Фашисты заняли город 12 июля 1942 года. А 10 октября ей, ее подругам и  почти всем юношам и девушкам города были вручены повестки. Брали только здоровых. С надеждой, что Галину, если она будет больной, не возьмут, ее мать Харитина Марковна, приложила раскаленную кочергу к  предплечью дочери. Но эта ужасная рана не стала причиной, чтобы ее оставили в родном городе.  На следующий день после получения повестки, пешком, погнали на железнодорожную станцию в г. Рубежное.

За этой колонной молодежи, шли плачущие родители,  понимающие,  что может быть, они видят своих деток в последний раз. Ожидание поезда растянулось на несколько часов. А затем,  их всех заставили идти на станцию г. Лисичанска. Прошли почти сутки, собранные в дорогу котомки с едой опустошались.  Родственникам сообщили, что отправление будет не раньше, чем через 12 часов, и они могут сходить домой за едой. Поверив, что смогут  еще успеть накормить своих детей перед дальней дорогой и пополнить их дорожные сумки, родители быстрым шагом  отправились домой. Буквально через час подали состав и молодых кременчан погрузили в товарные вагоны.  Ехали очень долго, возможно, это казалось из-за ужасных условий. В дороге никто их не кормил, не поил. Когда закончились запасы, взятой из дому еды, ехали голодными. Ожег у Галины не затягивался, воспалился, поднялась температура.

Но самое страшное было  научиться оправляться на людях. В вагонах не были предусмотрены туалеты, вместо них – щели в полу.  Физиологическая потребность оказывалась важнее воспитания и сознания. Это было унизительно, омерзительно, но стало нормой во время существования в этом движущемся составе. Кучки располагались там же, где ты сидишь. Казалось, что невозможно перенести этот удручающий запах,  да еще холод и сквозняки уничтожали все человеческие чувства. Но они, подруги, как могли,  поддерживали друг друга.

Наконец – то,  они прибыли в распределенный лагерь в городе Лерте (Lehrte), находящемся в районе Ганновера.  Запомнился этот лагерь тем, что их кормили  один раз в сутки в 12 часов, после того, как прокричит петух на часах городской башни.

Давали баланду с кусочком черного сладкого хлеба, замешанного на патоке. Но долго их в этом лагере не задержали. Он был предназначен для приема, осмотра и распределения узников. Во дворе за столом сидела комиссия, принимающая вновь прибывших.  К столу подходили по одному человеку. Раздевали и  внимательно, но бесцеремонно  рассматривали. Согласно результатам осмотра вешали соответствующую бирку. Бирки отличались ярким цветом и  по форме – круглые, треугольные и прямоугольные. Тем, кто не представлял для них интереса, бирок не вешали, а отставляли в сторону. Галина,  из-за своей незаживающей раны на руке, попала в эту группу  заключенных. И снова их  погрузили в вагоны и куда-то повезли. Через несколько дней они оказались  в распределительном лагере  небольшого городка  Битигхайм (Bietigheim-Bissingen,  округ Штутгарт).  

По записям  на стенах этого лагеря, они узнали, что здесь побывали их земляки, угнанные из дома вторым набором от 16 октября 1942 года. В этом лагере их ожидали «покупатели»: 3 полячки, которые отобрали 20 человек, в том числе и Галину. Отвезли их в город Фаербах (сейчас это район Штутгарта) на «Федерфабрик Штумп унд Шюлле».   Это было первое место работы как остарбайтера. Под жилье выделили чердачное помещение с окнами на  потолке.   В спальне размещалось пять двухярусных кроватей. Были столовая, совмещенная с кухней,  туалет, умывальня с бочком для воды, где можно было не только умыться, но и обмыться. Воду с этого бочка использовали и для питья и приготовления пищи. Еду готовила немка   с внучкой Лизой.Помогала им одна из девушек – Рая Дзюба. Здание, где размещалась  фабрика,  было трехэтажным. Что находилось на других этажах, девушки не знали. Рядом с этим зданием располагалась еще одна фабрика «Папирфабрик». Колея железной дороги проходила через двор, куда вкатывались  вагоны для разгрузки макулатуры. На разгрузке   работали советские военнопленные.  Трудились на этой фабрике  французы, итальянцы, бельгийцы, которые жили тоже на чердаке, и  были соседями девушек, но их разделяла стена. Иностранцы  имели свободный выход и получали за свою работу деньги. Девушек  держали все время под замком. Утром в 6 утра открывал замок вахман (охранник), живший в комнатушке, возле подъезда. В его обязанность входило приводить девушек  на обед, а  вечером, в 18.00, по окончании работы, отводил  на чердак и закрывал на замок.  Работали они по 12 часов, хотя среди них было пять малолеток.  Работа была ни столь тяжелая физически, а изнурительная. Денег не платили.  Так продолжалось полгода. Весной разрешили прогулки во дворе  под строгим контролем и наблюдением вахмана. А летом изредка давали разрешение и на прогулки по городу. Фабрика располагалась напротив железнодорожного вокзала. Под железной дорогой располагался туннель, где по  воскресениям  собирались угнанные в Германию русские, украинцы.  Много остарбайтеров было  с Западной Украины.  Общение со своими земляками было настоящей отдушиной в чужой земле. Со временем, при помощи Раи, которая имела возможность свободно выходить  во двор фабрики за углем, дровами и за  продуктами,  девушки наладили связь с советскими военнопленными, работающими на «Папирфабрике». Писали записочки, которые Рая оставляла в условленном месте под камнем. Таким же образом получали ответ. Но вскоре Раю выследили и  увезли в Равенсбрюк, где она заболела туберкулезом, а по возвращении домой после войны, вскоре умерла.  Но эта ниточка, которая связывала людей, их сердца вдали от родной земли, стоила той жертвы, которую принесла девушка Рая, постоянно рискуя, передавая всего лишь записки, написанные с надеждой и верой.

По ночам, ближе к осени, стали частыми воздушные тревоги. Их загоняли в подвальные помещения, где в темноте стоя до 4 часов утра, они ожидали окончания отбоя. Немного согревшись, в 6 утра их снова отправляли работать. И это происходило почти каждую ночь. Им все время хотелось спать и есть.

Но вот наступила ночь 23 февраля 1944 года. Прямо с вечера прозвенел сигнал тревоги,  и сразу же началась бомбежка. Казалось, что тысяча самолетов взлетели в небо,  и сбрасывали как град зажигательные бомбы.  В фабрику попало сразу несколько бомб, загорелся чердак, обшитый фанерой, а затем запылало и все здание  фабрики. Девушки находились в подвале, где после попадания одного из снарядов,  прорвало водяную трубу.  Они стояли по колено в воде и задыхались от дыма, огонь распространялся очень быстро и вскоре языки пламени стали  приближаться к ним.  И вдруг, ворвались военнопленные ребята с «Папирфабрики». Они  помогли им выбраться из уже  объятого пламенем помещения и отвели в бомбоубежище, предназначенное только для немцев. После этого их поселили во временное жилье, выдали одежду и несколько дней они не работали. Галина с  подругой пошли посмотреть на сгоревшую фабрику. Увидев, что за ними  наблюдает  немец из окна уцелевшего дома, где размещалось бюро «Папирфабрик», они покинули двор.  А утром этот немец   с двумя полицейскими отвели в жандармский участок города Штутгарта. Хозяину сгоревшей фабрике девушки не были нужны, поэтому их судьбой никто не интересовался.  В участке их недолго подержали,  перевели в тюрьму, чтобы в дальнейшем  отправить в концлагерь. В тюрьме они просидели до конца апреля. А однажды,    посадили в наглухо закрытые вагоны  с конвоирами,  не объяснив, повезли  куда – то. Неизвестность пугала, они боялись снова попасть в концлагерь.  Ночью сделали остановку и стали пересаживать в крытые машины.  Обстановка удручающая: темнота, лязг, скрежет  металла, рычание злых собак, крики охранников – впечатление, что сопровождают самых злостных преступников и бандитов, а это были всего лишь измученные дорогой и неизвестностью слабые женщины. В Равенсбрюк их привезли  ночью.  Стоя под дождем до самого утра, двенадцать украинских  и русских  женщин ожидали своей участи.  А утром появилась обслуга – такие же заключенные, которым доверили  осмотр. Прибывшие девушки заходили в маленькую комнату, где за столом сидела  чешка и мило улыбаясь, говорила: «Раздевайтесь догола». И тут же, собрав всю одежду, бросала  в общую кучу. На  недоумевающие взгляды    спокойно отвечала: «Вы все получите после войны в целости и сохранности». А дальше,  вновь прибывшие проходили в следующую комнату, где с них снимали последнее – волосы на голове, затем-  холодный душ,  новый лагерный комплект  одежды, состоящий  из деревянных колодок на ноги, похожих на сабо;  хозы, вместо панталон; штонь -  верхнее платье наподобие пиджака и шапочка на голову. Все было полосатое, из грубого материала. Тут же цепляли номер. У заключенной Галины был номер  35002,  и под этим номером она числилась до освобождения.

Поселили их  в блок к украинкам, которых на тот час было много. Женщины были разного возраста: пожилые, юные  и даже дети. Преимущественно из западных областей Украины, особенно из Житомирской области. Их угоняли фашисты при отступлении. В этот период в лагерь пригнали евреек из Освенцима и цыганок, некоторые были с детьми, уже родившимися и подросшими в лагере. Еще до рассвета их будили криками, побоями и лаем собак, выводили  и выстраивали на аппель (вечерняя и утренняя поверка), которую осуществляли военные фрау ауфзейер ( Aufseher - надзиратель) в сопровождении собак. Кормили раз в сутки баландой и куском хлеба. После этого их распределяли в переполненные людьми блоки, где они сидели в ожидание  неизвестно чего. Особенно впечатляющим зрелищем запомнился крематорий, из трубы которого все время медленно выходил голубоватый дымок. И постоянно ощущался запах горелых костей. А под дверью крематория всегда стояла толпа народа в очереди на смерть. В лагере постоянно происходили какие – то перемещения: кого-то привозили, кого-то увозили. В Равенсбрюке  Галина пробыла недолго – всего лишь 2 месяца, а затем в начале июля 1944 г. их переместили в филиал концлагеря в г. Барт. Название завода, фирмы она не знала да и название города Барт, куда она попала, Галина Ивановна узнала только получив справку, которую ей представила Германия для Фонда помощи бывшим узникам.  Вспоминает только дорогу , по которой возили на работу и назад в сопровождении конвоя. Внешне лагерь  был более привлекателен, чем Равенсбрюк. Сравнительно небольшая территория, огороженная колючей проволокой, по которой пропускали электрический ток.  Входные железные ворота – брама, разделяла территорию на два лагеря – мужской и женский. На женской половине находились четыре кирпичных блока, напоминающие военные казармы, окрашенные в зеленый цвет. Галя жила  в первом блоке. Внутри  располагались трёхъярусные кровати с соломенными матрацами, больше ничего – ни одеял, ни подушек. В блоке был душ с холодной водой, но им мало и редко пользовались. Узницы боялись заболеть, потому что без медикаментов любая простуда для ослабленного организма могла стать роковой. Под зданием имелся подвал – бункер, куда сажали штрафников.  В третьем блоке имелся ривер, где  размещали больных. Но, как их лечили и чем, Галина не знала. Ей не пришлось там побывать. Среди заключенных были в основном украинки и русские, много военнопленных женщин. В этом лагере евреек и цыганок не было. Были полячки, чешки и югославки, которые занимали начальствующие посты в блоке – блоковые (отрядные) и их помощницы -  штубовые.  Блоковые отвечали за порядок в блоке и вели учет заключенных, ежедневно сдавая рапорт надзирательнице. Их привилегированное положение позволяло получать посылки с продуктами, и еще им разрешали носить под лагерной одеждой теплое белье, присланное из дома.

Лето 1944 года было очень жарким, и заключенные в воскресные выходные дни грелись во дворе на солнышке. Слушали задушевные лирические песни в исполнение военнопленных девушек, вспоминали дом, близких и плакали. Работали они на заводе по сборке самолетов, который находился недалеко от лагеря.  Возле небольшого аэродрома, больше напоминающего  взлетную полосу, на северо-восточной стороне располагались огромные деревянные постройки с куполообразным верхом. Эти   одиннадцать сборных построек,  покрашенных  зеленой краской, стоящие без фундамента прямо на земле, представляли собой цеха.  В каждом из них собирались последовательно узлы будущего самолета. И в итоге,  из последнего строения выкатывался готовый небольшой самолетик. Галина работала клепальщицей,  соединяла детали   при помощи алюминиевых заклепок и пневматического молотка в отдельный узел самолета: крыло, хвост и др. Для откатки самолета пригоняли узников – мужчин. Работали на этом заводе только заключенные, представители разных национальностей, но больше всех  было поляков, чехов, югославов, украинцев и русских. Изможденные изнуряющим трудом и постоянным недоеданием, женщины  особенно страдали от холода. Зима в 1945 году была морозной и снежной. Помещения не отапливались, ходили почти босиком. Утром и вечером  давали чай с хлебом.  А  обед привозили прямо на работу: баланда  из  брюквы. Блоки тоже не отапливались, согревались теплом своего тела, прижавшись друг к другу и укутываясь, чем могли.

Убежать оттуда было практически невозможно: бдительная охрана, собаки и колючая проволока с током, хотя попытки  побега были, но всегда заканчивались неудачей.

С наступлением советских войск весной 1945 года, в лагере стали происходить некоторые изменения: их стали лучше кормить, даже дважды подавали молочный суп, обращение с заключенными стали мягче. С целью рассредоточения, стали небольшими партиями куда-то   отправлять узников.

 В одну из таких групп в конце апреля попала и Галя. Группа была небольшая, в основном были военнопленные женщины. Привезли их в недавно построенный лагерь, с небольшим двориком,  огороженным обычной обесточенной проволокой.  Всего  3 барака, в которых еще никто не жил. Рядом не было никаких строений, только вдали с западной стороны виднелись два больших дома баура (фермера – крестьянина) и  небольшой участок земли, засеянный  рапсом.  Со двора лагеря хорошо просматривалась дорога, с южной стороны которой располагалась лесопосадка, а противоположная низменная сторона была песчаной и напоминала берег высохшего моря. Еду привозили в бидонах, кормили неплохо, даже однажды дали мясо. В этом лагере они ничего не делали. По ночам отчетливо была слышна  артиллерийская канонада,  и с северной стороны было видно огненное зарево от орудийных залпов. Узники ложились на землю, притискивая уши к ней, чтобы услышать содрогание земли. Они  чувствовали,  как приближается их освобождение,   и плакали. И это случилось – 30 апреля 1945 года. День был солнечный, но ветреный, они все вышли во двор погреться на солнышке. Около 3-х часов дня во двор заехала подвода с надзирателями, запряженная парой лошадей. На подводе находилась какая-то поклажа. Женщина-надзиратель быстро отдала команду на построение. Когда все построились, она на чистом русском языке, что удивило всех, ведь ее считали немкой, сообщила, что всем необходимо переодеться – сменить лагерную одежду на цивильную , находящуюся в подводе, и немедленно покинуть  лагерь. «Советские войска находятся в 6 км от лагеря, а немецкие - на расстояние 12 км. Куда пойдем?» - спросила надзиратель, которая  на самом деле  оказалась русской  и звали ее Надя. Все были ошеломлены таким известием, одежду менять отказались, но Надя  и не очень настаивала на этом.  Выдав по буханке хлеба с печатью «1933» (дата выпуска) и пачке маргарина, строем вывели из лагеря на дорогу и погнали на северо-восток. Это случилось в 16.00. Жуткое зрелище предстало перед их глазами: на протяжение всей  дороги по обочине валялись груды вещей - чемоданы, баулы, узлы, велосипеды и даже оружие. Немцы в спешке и панике убегали, бросая все. По этой дороге они шли около двух часов,  и вышли к морскому берегу, где стояли два перегруженных   парохода. Люди висели даже на мачтах. На берегу суетились военные, а увидев узниц, выражали  доброжелательное отношение, улыбались и даже пытались угощать галетами. Но вдруг появился какой-то начальник, разразился страшной бранью, за то, что   надзиратели привели  узниц  на пристань. И отдав команду, их стали загонять  в рядом стоящую огороженную площадку. Но  поляки, которые охраняли эту территорию, предупредили о том, что она заминирована. Услышав это, все бросились бежать врассыпную к лесу. Вдогонку раздалась стрельба, но они успели спрятаться в лесу. Сбившись снова в кучу, они через лес отправились в обратном направлении. Наступила ночь, темная и холодная. В лесу было много разных людей, слышны были крики, стоны. Они держались группами, плохо ориентировались,  и все время двигались, чтобы не замерзнуть. Когда рассвело, вышли на дорогу, не зная куда идти. Постояв немного, увидели машину - «бобик», обвешанный проводами и  антеннами. Подъехав к группе женщин, машина остановилась, как раз возле Галины,  и  солдат спросил: «Кто же это?». Услышав родную речь, у Гали  от волнения и  неожиданности язык к горлу прилип, в  горле пересохло. Она даже ответить не смогла. Солдаты, находящиеся в машине, а это были связисты,  интересовались,   куда ушли немцы. И пообещали, что через несколько часов здесь будут советские войска, а им лучше идти на Росток, где находилась комендатура. Так они и поступили, двинувши пешком на Росток. Это и было освобождением с концлагеря. И только осенью Галина попала домой. Вагонные составы везли фронтовиков на родину, а им, узникам, пришлось добираться пешком.

Галина Ивановна вернувшись домой, поступила в Рубежанский химико-технологический техникум. Закончив его с отличием, устроилась на  Рубежанский  химкомбинат «Краситель», где проработала 33 года в одном цехе № 10, вначале мастером, а позже начальником смены. Вышла замуж, родила двух сыновей. В 2012 году на 88 году жизни она скончалась.

В  годы Второй Мировой Войны в концентрационных лагерях подверглось жестокой эксплуатации 18 миллионов человек, 11 миллионов погибли. Почти полвека после окончания войны  обычные люди практически ничего  не знали  о тех, кто побывал в фашистских концлагерях, многое забылось или просто замалчивалось. Только в 1990 году, когда вышло Постановление Совета Министров СССР о предоставлении льгот бывшим несовершеннолетним узникам фашистских концлагерей,  и  когда Германия стала выплачивать денежную  компенсацию узникам фашизма, только тогда стало не опасно признаваться, что ты – узник концлагеря.  К этому времени многие умерли, оставшиеся  достигли преклонного возраста, когда    воспоминания о пережитом уже стираются в памяти.

Рассказ о военной  судьбе Галины Ивановны Забирко  -  всего лишь крохотный эпизод в истории Второй Мировой Войны. Делясь сегодня ее воспоминаниями, надеюсь на отклик в душах молодых людей, которые  не позволят возродиться  фашизму во всех его проявлениях.

Татьяна Забирко